Все время, отпущенное нам, подошло к концу. Времена года не боятся смерти, ветер, солнце и дождь не боятся смерти (и мы можем). Ну же, крошка (не бойся смерти), детка, возьми меня за руку (не бойся смерти).
П О С Т Ы Б А Р Т И
Эй, судьба моя,
Чем порадуешь меня?
Дай мне новый шанс,
И пошли мне ураган.«Вы так много летаете» - улыбается ей молоденькая работница аэропорта, и Мея отвечает ей хорошо отрепетированной улыбкой заботливой бабули перед тем, как выдать очередную бессмысленную фразу.
Бартоломея вернулась во Францую по своим, родным документам, где настоящее все, кроме фотографии – чтобы выглядеть подобающе пришлось обращаться к хорошему гримеру. Сережки привычно греют уши, работая во всю, создавая видимость той, кому уже за шестьдесят, но кто явно отказывается стареть и быть списанным на скамейку запасных. В целях визита значится веское «участие в научной конференции». В этот раз, это действительно было правдой.
Но если ранним до неприличия утром из такси вышла пожилая женщина, то вечером в него села уже та, кому в лучшем случает всего тридцать.
Перечень людей, которых Экарлейт желала бы навестить, вернувшись в самопровозглашенную родину, исчислялся по меньшей мере десятком людей, среди которых множество родственников и Верховная их ковена. И если логика диктовала отдать предпочтение магессе, до у сердца была своя собственная, совершенно иная иерархия. Она знала, что Морриган сейчас в Париже – благослови Боги того, кто изобрел смартфоны, интернет и мессенджеры, ведь она помнит времена, когда для таких дел использовали письма – точно так же, как та знала о приезде Меи. Разумеется, их встреча уже была назначена.
За окном улицы сменяют друг друга, как всегда знакомые и новые одновременно. Первый день весны, судя по количеству людей, заставил многих изменить своей зимней спячке с призраком грядущего тепла. Когда машина остановилась, она отдала деньги водителю и выпорхнула в эту круговерть.
- Мона! – переполненная по вечеру улица диктовала свои обстоятельства, Бартоломее пришлось быть до неприличия громкой, её окрик победил шумы и вызывал волну недовольных взглядов. Но приличия давно не волновали Экарлейт, главное – эффективность, результат. И он был.
- Отлично выглядишь, - Мея тепло улыбнулась и заключила подругу в объятья. Каждый раз смотря неё, ей вспоминается испуганная Хеджин в их первую встречу, но перед глазами – Морриган, давно выросшая и живущая своей жизнью и интересами. Это вызывает вполне законную гордостью.
- Даже почти не изменилась, - полное иронии и скрытого смысла замечание сменилось картинно-нахмуренным,- хотя, не были ли твои щеки меньше? О эти булочные, завидую. У меня-то одни мыши, скоро от отчаяния начну их есть.
...
Идея пошататься по ночному городу для них была почти традиционной, обычно ничего не оставалось, когда ты полон словно бочка и вид еды вызывает желание лопнуть и заляпать стены, а силы еще остались. Как и накопленные истории. Одно цепляло другое, мелочи вызывали волну ассоциаций и воспоминаний, и слова лились, лились…
Две ведьмы, не лишенные жизненного опыта, совсем не боялись улиц почти родного для них Парижа, за порядком здесь следят хорошо, да и сумочки хранят спасительные инструменты. Хотя и сами по себе они в чем-то оружие.
Рассмеявшись над очередной историей Морриган, на перекрестке Мея увлекла подругу налево, надеясь через небольшие улочки срезать путь к Сене. Но путь оказался коротким. Подул ветер, прямо в лицо, откидывая назад волосы.
- Я чую запах приключений, - философски заметила Бартоломея, морща носик. И, конечно же, устремляя свои стопы именно в ту сторону.
Приключения благоухали кровищей и тем самым специфическим ароматом, что сопровождает вскрытые или разбитые людские тела. Он остается на языке, резкий, тошнотворный запах вытекающих из разбитого черепа мозгов – такой будет преследовать тебя, и не деться от него никуда, сама земля будет хранить аромат еще несколько дней, хоть разразись небо дождем в эту же секунду.
Он был хорошо известен ей, с самого детства, с той самой аварии, унесшей жизнь матери. Все думали, что бедная девочка, воочию лицезревшая, во что превратились тела дорогих ей людей, будет как минимум бояться крови всю оставшуюся жизни, если вообще останется в своем уме. Тщетные надежды братьев и сестер, х-ха. Кровь сама по себе никого не обижает, как и внутренности. Да, им полагается находиться внутри, а не радовать глаз то оттенками алого, то серого и розового, иногда сизого, с белесым таким отливом. Коли случается им оказаться снаружи – уж не стараниями ли самих людей? Или волей злого рока.
Впрочем, в этот раз рок точно был не удел. Стоило двум девицам – ну, внешне, а календарные цифры здесь не столь уж важны, в самом деле – добраться до нужного проулка, как им открылось зрелище фантасмагоричное для Парижа простого и довольно обыденное – для потустороннего. Разнесенная в клочья голова оборотня – чем это его так? – уже не пыталась регенерировать. В одном глазу сына луны отражалось хмурое ночное небо, через второе открывался потрясающий вид на содержимое черепной коробки. Нижняя челюсть вроде бы еще была чем-то соединена с телом, но можно ли сказать, что присутствовала? Незавидное зрелище. И очень, очень любопытное. Конечно, после Норвегии она хорошо знала организм оборотней и его пределы, но никогда не пробовала таких вещей – где же потом взять новый образец?
Закончив беглый осмотр трупа, который ввиду своей неоспоримой мертвости не представлял особого интереса прямо сейчас, она направилась посмотреть на второго участника действия. Посмотрела, вот прямо на еще кое-как вздымающуюся грудь посмотрела, охнула, и тут же плюхнулась коленями в холодную липкую лужу, радостно издавшую свое «чвак!». Экарлейт зашептала знакомое заклинание, в это же время прижимая пальцы одной руки к венке на шее, а другой оттягивая веко на глазу. Кивнув своим мыслям, она не глядя толкнула свою сумку куда-то в сторону Пар.
- Доставай все, - короткий приказ. Мея не носила с собой все необходимое, но вот просто небольшую аптечку на всякий случай – да. И не только с лекарствами.
Морриган должна была хорошо знать этот её тон: где-то внутри Бартоломеи всегда сидит маленький коварный целитель, который порой захватывает бразды правления, неожиданно властным голосом заявляет: «спасай». Целитель увидел своего пациента. Шестеренки уже закрутились в нужном направлении. Шансы на успех у них, правда, были, ну… так себе. Примерно на уровне «почему оно еще трепыхается?»
Но если они дотянут до её дома…
- Позвони Леру. Нужна машина, срочно. И убрать улицу.
Валериан должен был ей как земля крестьянам, а еще они давно выручают друг друга – трепаться он не станет.
Обмазанные щедро разлитой вокруг кровью пальцы привычными жестами выводили на коже пострадавшего цепочку рун.
Убрали бы и без них, но лучше предупредить: Париж не тот город, где может твориться все что угодно, слишком много людей, слишком много туристов. Глаза, везде посторонние глаза. Но забрать ли с собой тело оборотня? И хочется, такая ценность пропадает, и вероятность попасть из-за этого в неприятности слишком велика. Хватит и того, что они умыкнут убийцу прямо из-под носа лохматиков.
- Бартоломея, привет. Это Калеб. Я сейчас в Париже и у меня проблема. Нужна твоя помощь.
Конечно, она назвала ему адрес.
Хотя звонок завершился, Мея продолжала смотреть на экран телефона, словно бы техника могла дать ей ответы на возникшие вопросы. Какая проблема и чем это ей грозит, что стоит подготовить и кто в этот раз соберется подыхать на ее рабочем столе? Но нет. Экарлейт могла лишь мысленно ворчать по поводу услышанного: то, что крестник в Париже она узнает только потому, что у него что-то пошло не так. Ну, хотя бы его голос был нормальным, а значит, вряд ли сам Янг пытается отдать душу дьяволу, а с остальным можно разобраться.
Куда деваться, приходится отложить занятный фолиант - то, что книгу приходилось переводить с древне-шумерского со словарем и такой-то матерью ее совершенно не смущало – и отправиться сначала переодеться в рабочее, а затем проверить инструменты и медикаменты. Калеб любит возить к ней увечных детишек и не очень, которые напоролись в запале охоты на что не надо, то на клыки, то на когти, то на неведомо что вообще. Ведьме негоже участвовать в делах охотников, так что и помощь её требовалась не часто. Да и поди застукай Экарлейт на одном месте. Моргнул, и она уже на симпозиуме в Сингапуре.
Со своими родительскими обязанностями Мея, в детстве лишенная нормальных любви и заботы, справлялась поскольку постольку, делая все что в ее силах, но так и не сумела вписаться хотя бы отдаленно в традиционное представление о матери. Так что, не стоит удивляться, что и крестная из нее вышла ну так себе. Достаточно хорошая, чтобы любимый сын не менее любимой подруги вырос расистом с задатками шашлычника. Нет, конечно, Бартоломея понимала, что здесь немало вины и в обстоятельствах - отца Калеба она не жаловала, но с удовольствием полила бы кислотой убившего его мага просто за испорченное мальчишкам детство - и в чужом пагубном влиянии. Орден, будь благословенны дни его чумой, мором и смертью, должен был обеспечить психологическую помощь пострадавшим, но, конечно, да, зачем же, нам и так неплохо, больше ненавидеть будут, бла-бла-бла. За что боролись, на то и напоролись.
В общем, все было сложно, но это никак не было поводом прекращать заботится о Янге. Хотя их взгляды на жизнь диаметрально противоположны, Мея продолжала дарить подарки и баловать мальчика, помогать его людям, а тот ведет себя с ней по родственному, даже ни разу не задавшись вопросом, что было бы сильнее, ее регенерация или костер.
К тому времени, когда машина показывается на горизонте, Бартоломея уже ожидает гостей у порога, попутно переписываясь с очередной тетушкой и объясняя, почему она не придет сегодня. Не то чтобы она и до этого идти собиралась, но сейчас хотя бы не врала. К моменту третьего круга формальных раскланивании машина подъехала к дому и из нее вышел Калеб, которому Мея тут же улыбнулась, все же виделись они не так часто, как хотелось бы. Следом, не без помощи Янга, из машины появилась девушка, и стало очевидно, что они тут не из-за ран, ибо была она целой, все конечности при себе, на одежде нет пары литров крови, на ногах стоит. Но не для декора же ее мальчик привез.
- Артефакт. Притягивает несчастья. Не снимается, - вместо приветствия объясняет ей Калеб, и Экарлейт задумчиво кивает, окидывает парочку взглядом.
Телефон отправляется в карман. Единственное, для чего сгодится сейчас сотовый - позвонить страховому агенту и уточнить входит ли в её тариф порча имущества от стихийного бедствия в лице магической побрякушки. Если нет, то давно пора было организовать подпольную сверхъестественную страховую контору.
Что же… Она совершенно точно не пустит эту парочку в подвал, да. Сила артефакта пока остается загадкой, но лучше перебдеть, а то не расплатятся потом. И вообще, гостиная на первом этаже, да. Ни шагом дальше. Давно пора сделать там ремонт.
- Пойдемте в гостиную, гляну я на ваше несчастье, - сообщает Мея, стараясь игнорировать как воспоминания об одном китайском маге, промышлявшем проклятиями, так и закономерно вытекающее из этого желание принять их где-нибудь на заднем дворе. Или закопать, что уж. Не Калеба конечно.
- Показывайте, где, что, а за одно рассказывайте все, что знаете и знаете ли вообще, - уже деловым тоном приказа Мея, стоило им войти в комнату, указала гостям на диван и кресло.
При мысли, что вещь и правда прицепилась намертво Бартоломея разве что не фыркает – было бы желание, все снимется. И не только потому, что невозможного не бывает, и даже не потом, что она уверенна в своих силах, как и обычно, а просто потому, что не бывает не снимаемых вещей, бывает мало творческого подхода. Хотя это так, на любителя. Потому что первыми двумя мыслями Меи было «где он?» и «отпилить!». Но нет, отпилить это просто, незатейливо и не гарантированно, в общем, на средне-крайний случай. На совсем крайний у нее была дома замечательная кислота. Нет, конечно, кислота могла бы и у Калеба найтись, но станет ли он поливать ей свою союзницу вопрос, и уж точно не вопрос, что крестник не знает, что делать с рукой после. Экарлейт, если не помогут магические методы, будет и знает.
Именно с этими мыслями Мея продолжала изучать парочку, но потом вдруг вспомнила об остатках манер.
- Кстати, мое имя Бартоломея. Можно просто Мея. А ты?..
