[NIC]Aurelia Witgenstein[/NIC]
Здесь давно обряды вместо веры
Здесь суды вершат огонь и меч.
Здесь дома похожи на пещеры
И на лай собак похожа речь
[AVA]http://s019.radikal.ru/i629/1703/32/0ddb95e2cc70.png[/AVA]
Свет проникает даже сквозь плотно сомкнутые веки, такой яркий и стерильно-белый, что открывать глаза страшно - ослепнет. Точно ослепнет, столько времени во тьме и тут вдруг свет. Столько... Сколько? Воспоминания и осознание реальности накатывают волнами, и нэйва только сейчас начинает понимать, что думать для нее само по себе странно. Думать, жить, быть. Они же спали во льдах. А теперь разбудили. Кажется, именно разбудили, и этот шум вокруг вовсе не плод ее воображения. И если попытаться прислушаться, то можно разобрать голоса, шаги и много чего разного. Вокруг люди... А ей так плохо, а в них так много жизни. Им ведь не жалко, правда, совсем капельку? Точно не жалко, она возьмет от каждого по крохе, и не заметят даже. Никогда не замечали и теперь не заметят. Мысли в голове странные кружатся.
Вместе с энергией, вместе с глотком жизни, становится лучше, легче. Получается сделать судорожный вдох, зато полной грудью. Воздух кажется чуть кисловатым, такой же мерзко-стерильный как и этот свет. Туман в голове рассеивается ровно на столько, чтобы начать различать голоса, а сил хватает ровно на то, чтобы все-таки распахнуть глаза. Резко. Кто-то отшатнулся. Кто? Все слишком размыто, приходится фокусировать взгляд. И прислушиваться. Тела словно бы и нет, но оно есть.
- Вы меня слышите?
Попытка ответить не приводит ни к чему, из горла даже хрип и тот не раздается, тишина. Подумала. Моргнула, специально, многозначительно. Поняли.
- Вы - мисс Аурелия Витгенштейн?
Снова моргнула. Глупый вопрос.
- С возвращением в этот мир, мисс. Вы можете пошевелить конечностями?
Может. Наверное. Но не будет. И так плохо. Хорошо, что жизни вокруг много, иначе было бы еще хуже. А может, все же, пошевелиться? Этот с вопросами утомляет. Всего лишь маленький шажок вперед… и ощущение свободы, падения, пол стремительно приближается. Но даже когда сознание уходит во тьму боли нет. Поймали? Милашки.

Душный город убивает душу
Лица превращая в маски зла
Змеи из болот ползут на сушу
Не боясь железа и стекла

Льда нет. Но он все еще в ней. В ее мыслях, в ее сознании, в душе. Иначе, почему все вокруг словно со стороны, словно не с ней, не правда, сон, и не ясно, кошмар или нет, а может и вовсе горячечный бред? Люди вокруг, кажется, именно это и говорят. А она смотрит на них как гость в собственном теле, которое пытаются уложить обратно на койку, и пытается понять, что не так.
Почему. Все. Не. Так.
Мутит, в ушах звон, а от мельтешения людей в белом становится только хуже. Они же должны чувствовать, им же должно быть плохо, так почему бегают вокруг? Пусть бегут прочь, Аура сейчас не Аура, а настоящая Рель, не может остановиться. Хочется рявкнуть на них, велеть пойти прочь, но голоса нет, и тратиться на восстановление связок не хочется. Продолжает сидеть, свесив ноги вниз, и смотреть в стену. Иголка в вене мешает. Зачем она? К черту! И эти люди вокруг, полные жизни, идиоты-самоубийцы. Да уйдите вы в Бездну! Ей не хочется лежать! В ответ на прикосновение получается только глухо зашипеть и бросить уничтожающий взгляд. Хватило, отшатнулась. Беги, милая девочка, беги. Уходит и тут же перестает волновать - Аура "нащупала" нити. Те самые, что навсегда соединили их четверых. Теперь все будет хорошо, канал она открыла... Осталось одно.
- Какой... год..? - хриплый шепот, но все равно услышала та несчастная, чье запястье оказалось в ладони Витгенштейн. Если она не ответит - Рель выпьет до дна, во имя ада, точно выпьет!
- Две тысячи семьсот...
Дальше уже было не важно. Двадцать восьмой век? Они спали... семь веков? Ей теперь за семь сотен? Боже, старуха то какая. Теперь точно надо прилечь. И пусть это будет дурацкий сон, навеянный льдами.

Я один из тех, кто всегда на грани
Я один из тех, кто готов на всё

- Вас хотели назвать Венерой, богиней весны и плодородия, но...- о, какая чудесная и многозначительная пауза! - объясните эту замену? - голос безукоризненно вежлив, в досье подглядывает лишь изредка, мельком. Видимо успел вызубрить наизусть, до последней буковки, так что вопрос, по сути, бессмысленный, там же все наверняка написано. Какими-нибудь бездушными понятиями, за которыми умело спрятали историю чужой боли... Но кто знает, что надо этим людям от них, раз уж те, не смотря на тщательно скрываемый страх на грани с ужасом, все же пробудили их? Не просто так. Есть цель. А сейчас хотят... понять? Да, им мало сухих слов, фактов. Ищут что-то. Тот, кто эти факты составил, давно мертв, а она вот, живая, даже уже почти здоровая, сидит, смотрит тяжело и изучающе, и знает о себе всё лучше других. А человек хорошо держится, не показывает слабины. И этот страх его, кажется, вызван не только осознанием того, что она может убить его, не шевеля и пальцем, мужчина слишком крепок для подобного, это у него где-то... глубже? Да, въелось, впиталось, по крови течет. Забавно-забавно, что же произошло? А молчание затягивается, неприлично затягивается, и мужчина решает напомнить о себе.
- Мисс..?
- Потому что нет жизни без смерти. Но последнему люди всегда почему-то уделяли больше внимания. Поэтому... что-то сломалось, и весна так и не наступила,- она как-то расслабилась и стала выглядеть не так угрожающе, скорее даже печально-задумчивой. Голос, еще не восстановившийся до конца и не обрётший пока прежней мягкости, продолжает разноситься шелестом по полупустой комнате,- они хотели видеть Смерть. Вот и вышла... Морана. А вы хотите увидеть Зиму?
Ответ ему, похоже, чем-то понравился, а вот вопрос - нет. Не удивительно, они все такие. Одинаковые. Но не важно. Ей сейчас почти интересно. Лёд, наконец, дает трещину.
- Не время для настоящей зимы,- уклоняется он, и она понимающе хмыкает в ответ,- но мы бы хотели увидеть подтверждение ваших возможностей, мисс Витгенштейн.
У-ви-деть. Смешные, право дело. Её силу не видят, её ощущают. Пусть спросит любого медика из тех, что были назначены опекать выведенную из комы группу. Хотя те могли и не понять, что произошло. И хорошо. Ей сейчас плохо и энергии безумно мало, как щитами не закрывайся, все равно с других тянет, даже с этого человека напротив, пусть и незаметно, и с тех, что за пределами комнаты тоже. Если сейчас начать кого-то "тянуть", Аура может и не остановиться. Им это не понравится. Или у них на примете есть подходящий смертник? Это было бы не лучшим началом их отношений. Определенно. Так что…
Своего резерва, восстановленного и выпитого, капля в море, но каплю придется потратить. Жаль, чувствовать себя опять будет омерзительно. И она тянется невидимыми нитями к этому человеку напротив, и видит-чувствует как жизнь течет в нем и где она больше нужна сейчас. Во рту появляется привкус горечи, накатывает слабость. Переборщила. Забыла, что энергия по каналам так же отходит группе, им надо, особенно Диме. А вот мужчине уже не надо, ему уже хорошо, и он это заметил, удивился, смотрит.
- У вас были проблемы с коленом. Больше нет. Не будет и другого. Дня три до полного восстановления. Так, по мелочи,- говорить выходило урывками, и она готова была поспорить на свою больничную робу, что цвет лица у нее сейчас чудесный, обворожительная мокрая штукатурка.
Кажется, кого-то позвали, кажется, на сегодня все. Аурелии уже все равно.

Я иду на свет
Смерти больше нет
Мир, ты был тюрьмой
Я иду на свет
Сотни тысяч лет
Путь продлится мой

Лёд крошится и покрывается трещинами. С таким внутренним грохотом, что Аура не слышит ни людей вокруг, ни людей внизу, только чувствует их жизнь. И пьет её. Столько людей, настоящий пир. В тишине? Не слышит, в ушах звон, или же они молчат? Можно было бы на губы посмотреть и понять, но она занята, она смотрит вокруг. На мир, что стал на семь сотен лет старше того, что помнит она. И ведь Аурелия вместе с ним... То, что было тогда, теперь история. Как и она. Все, что происходило тогда, для них было жизнью, а сейчас для людей далекое прошлое в котором судьба кучки даже не людей, нейвов, не значительна на общем фоне.
Как странно. Сколько не смотри, небо, вроде бы, все такое же. И облака. Деревья... наверное, где-то еще существуют их ровесники. И люди, эти тоже такие же. И те, что смотрят, не обращая внимания на страх, потому что любопытство всегда сильнее. И те, что решили показать их словно зверушек в зоопарке, в чем-то убедить тех, внизу. Словно не понимают, что этот показ? Выгул? Демонстрация? Как не назови - глупость неописуемая, которая помимо явного стратегического упущения имеет ещё одно, о котором пробудившие их могли не подумать. Вряд ли такое отношение и такая встреча поспособствует налаживанию контакта между группой и людьми будущего. По крайней мере, Витгенштейн уже увидела все, что ей надо было, чтобы граница между Аурой и Рель начала дрожать и стираться. И лед невидимыми кусками осыпается прямо под ноги. Вот теперь она действительно проснулась.
Ненавидят, да? Ну, ничто не ново под солнцем.
И кто знает, чем еще могло бы сопровождаться пробуждение, если бы не ладошка Риды, так вовремя нашедшая ее руку. Аура, пока еще наверняка Аура, ободряюще сжала кончики пальцев подруги и улыбнулась едва заметно, уголками губ.
- "Никого не бойся, никому не верь",- на распев произнесла она по мысленной связи, которая постепенно начала налаживаться. Действительно, если этот мир не рад им, почему они должны быть ему рады? Не осталось ничего, что связывало бы их вместе, соединяло, привязывало. Это больше не их мир.
Тебе ли так думать, Аурелия? Как будто тот мир держал тебя...
А слух вернулся, и теперь она узнала много нового. И полезного. Воистину, людская глупость неискоренима временем.

Мы с судьбой последний кон сыграли
Не ищи меня среди вождей
Бог не зря закручивал спирали
Отделяя зомби от людей 

Они их просят. Как последний шанс. Как отчаянный шаг. Осознавая, более чем прекрасно осознавая все опасности, которым подвергают себя. Уже прочувствовали однажды. Не хватило одного раза? Люди, смешные люди...
Аурелия сидит рядом с другими, руки сложены на коленях, спина прямая, но голова в задумчивости опущена. Якобы в задумчивости. Внутри её трясет. Майк и Орландо, Тарисса и Кьеко. Кого-то из них нет. Они сломали группу. Пусть сошедшую с ума, пусть предавшую людей для своих целей. Людей... Да, люди не нейвы, они никогда не поймут их единства и значения его, могут пытаться, но не прочувствуют и не осознают. А Аура представляет, что могла бы лишиться кого-то из своих и трясет. То ли от страха, то ли от злости. И правда хочется уничтожить всех людей. Во избежание. Чтобы не смели даже думать покушаться на её части. Потому что только вместе они целые.
И вот эти люди, совершившие самое страшное в жизни нейвов, и теперь заслуживающие страшной мести, хотят бросить их, Аурелию, Мию, Эвридику и Дмитрия, как щит, барьер между собой и теми, другими. Хотят, просят, обосновывают, давят на жалость и еще невесть какие чувства. И молчат о том, что будет, если от просьбы они откажутся. Как быстро умрут? Или какие еще скрытые рычаги давления найдутся? Выживут ли они после выполнения просьбы? Это вряд ли, но точно пообещают неприкосновенность. Люди любят бить в спину. Она помнит. Она знает. И шрамы не дадут забыть.
Амонит задает хороший вопрос, правильный. Никогда не знаешь, когда сойдешь с ума. Или когда станешь выглядеть безумцем в глазах других, хотя просто спасал то ли свою шкуру, то ли свою душу. Это Рель помнит. Как и помнит бедную Лию.
И ответ на этот хороший вопрос они не слышат, читаю в жестах и мимике человека. Никто ни в чем не уверен. Будут перестраховываться...
Какая чертовски не выгодная со всех сторон ситуация!
- "Ну мы и вляпались в настоящее дерьмо, ребята. Не знаю как вы, а я начинаю скучать по своей криокамере. Отказаться? И получить пару лишних грамм свинца в подарок. А я слишком люблю свое тельце, да и не восстановились мы еще... Тянем время и информацию?"
- Допустим... мы поможем вам. Допустим успешно. А что потом?
Их убьют прямо там и скажут, что они погибли как герои? Или что предали, но доблестный отряд смог застать врасплох безумцев? Рель не верит людям.

- А что если мы не согласимся? Мы должны убивать во имя человеческой глупости, даже не зная, что нас будет ждать потом. Что вы сделаете, если мы откажемся вам помогать и попросим снова лечь спать?
Мы рождены в этом мире, а он распадается на части.
Мы сильны, наше место не здесь,
Мы рождены в этом мире, а он распадается на части.

 
 Многие вещи, казавшиеся ранее истинно верными, не имеющие другого варианта действий, кроме как подчинение, спустя какие-то мгновения рассыпались в прах. Они боялись сами, и их запугивали извне. Им с самого начала говорили о том, что они – помощь. Что здесь они уже ничего не спасут, здесь это попытаются сделать без них, а Тем – будущим – помощь очень может потребоваться. У них не спросили согласия, согласились за них. Отчего же сейчас так удивленно смотрит на них этот молодой человек? Сколько ему? Двадцать пять? Тридцать? Не более. Совсем молод. Идеалист, верящий во всеобщее благо, но осознающий все ужасы происходящего. Белый ворон среди стаи черных птиц. Эвридика не винила его и не винила друзей. Все они были в смятении и боялись совершить непоправимую ошибку.
 Но смеет ли кто-то винить нейвов? Они не пришельцы, не продукт эволюции, они созданы рукой человека. Того самого, который в конце концов вместо похвалы пожелал надеть на них смирительную рубашку. И то ли это стало первопричиной, то ли это было уже реакцией на охватившее одиночек бедствие, судить сейчас сложно. Что было раньше: курица или яйцо?
 Нейвы честно выполняли свою работу, с самого детства, когда под видом медицинского исследования их выделяли из массы ребят и заставляли учиться. В целом, Эвр тогда все устраивало, ведь у нее не отнимали ее семью, и ее не отнимали у семьи. А семья всегда оставалась рядом с ней и не бросала даже в самые сложные моменты ее жизни. Ее не устраивал лишь страх. Тот мир, в котором они жили, он был весь овеян страхом. И людей не волновало то, что нейвы сами боялись. Они всегда чувствовали, что живут словно на пороховой бочке, и боялись сами. А люди боялись своего же творения. Все-таки, что же было раньше: яйцо или курица?
 Почему Цейтл все еще верит? Несмотря на то, что люди замахнулись на их спины? Почему она все еще хотела… помочь? Не убивая, найти лекарство, которое не смогли найти люди.

Кто оставил дверь открытой?
Кто оставил меня на улице?

   
 Когда Эвр засыпала, она помнила о том, что «часы Судного дня» оставались в положении «без пяти минут конец». Сколько эти часы показывают сейчас? Десять минут первого? Двадцать – четвертого? Существуют ли они еще или давно потеряли свою ценность? Эвр не знает, что случилось, когда они оказались заморожены ради той цели, чтобы сохранить полезный вид и помочь потомкам.
 Их группа была одной из пяти, оставшихся здоровыми. Одной из пяти, которые должны были быть заморожены. Как неохотно поделился человек в костюме, по какой-то причине было заморожено только три. По крайней мере, дошло до своих потомков только двенадцать нэйвов.

   
 - Прекратите нести чушь. Они – группа. Они были группой. Группа крепкая, ее так просто не заразишь. Что вы сделали? – слова кололи за живое, но голос Амонит был спокоен. А этот крепкий малый.
 - Мы только попросили их помочь нам с восстановлением после войн. После того как… - он осекся.
 «- После того, как они показали нэйвам, кто хозяин, и ради этого даже готовы были умереть сами»
 - Скажите, все ли вы знаете?
 Кажется, для него это новость.
 Несколько мгновений помолчав, Эвридика попросила разрешения выйти.

   
 С того самого момента, как Эвр сказали, сколько лет прошло с ее последнего вздоха, она не могла заставить себя принять этот факт. Она не могла вернуть себя-ребенка, каким обычно привыкла быть. Все время думала о том, что не о таком будущем она мечтала. Не настолько сильно ей хотелось соприкоснуться с реальностью двадцать восьмого века. Эвридика не привыкла быть одна, а сейчас чувствовала себя одной в целом мире. Как призрак, плывущий среди пустыни из двадцати тысяч человек. Друзья были где-то рядом, но их не было непосредственно рядом с ней. Только эти три человека могли помочь ей почувствовать тепло старого доброго солнца, словно жар от камина в уютной бархатной комнате, только они могли вдохнуть жизнь в опустевшую от тоски оболочку. А их не было. Вокруг – только холодные бледные стены и пустой коридор. Она сама захотела выйти, ведомая смутным, совершенно неясным желанием. Сама не понимала, что заставило ее выйти к прохладе. Холод уже не пугает, но продолжает опустошать, высасывая остатки душевных сил, и мир начинает плыть в тумане…

Я ничего не вижу, потому что передо мной стена
Я не могу дышать, потому что давит на меня она
Я не могу грустить, о душах тех, кого потерял
Я не могу уйти отсюда, потому что здесь застрял

     
 Аура была теплой. Эвр повернулась на бок – к мягкой спинке дивана, - и свернулась клубочком. Так ей было хорошо. Запретив голосам доходить до сознания, она упивалась теплом, которое чувствовала от присутствия группы. В группе они сильнее, в группе они крепче, в группе они становятся цельными. Даже не вспомнит сейчас, как жила до того момента, как нашла Их – тех, кто тесно связан с ней тонкими нитями.
 Это была словно шутка над неудавшимся экспериментом. Найдя друг друга в гломе, они собрались в единое целое со значением числа смерти. Забавная игра. Словно нэйвы изначально запрограммированы на смерть, на гибель… Но наоборот, группа их укрепляла. Большая часть случаев безумия наблюдалась среди нэйвов, не нашедших своих групп или потерявших их в одно время. И в помощи людям группы были наиболее эффективны. Групп боялись меньше. Но группа в основе своей означает смерть. Потому что «четыре».
 Кажется, она бредит. Еще чувствовала легкую дрожь в теле и жар, не спавший с момента обморока. Надо же, она оказалась слабее, чем сама себя считала. Обычно славилась тем, что крепко стояла на ногах даже в самых экстремальных условиях, даже когда страх мешал дышать и не давал биться сердцу.

     
 - Прежде чем мы дадим вам ответ, ответьте мне: все ли вы знаете о нас? Кто мы такие? Откуда пришли? – Амонит снова повернулась ко всем лицом. Под пледом было уютно.
 Молодой человек недоуменно смотрит на нее, чувствуя подвох. В его глазах одновременно желание узнать и желание укрыться от правды, потому что он чувствует, что правда ему может не понравиться. Она может перевернуть весь его мир.
  «В чем наше отличие от них? Мы тоже люди, только усовершенствованные ради помощи другим».
 - Ученые проводили опыты на определенных участках, а спустя десяток лет собрали урожай, выделяя нужный ген «волшебника». А потом учили, - наблюдать за его реакцией, чтобы удивиться самой. «-Они не знают». Странно, что вы не знакомы с этой историей. Что сейчас преподают на уроках истории биологии? Пускай и прошло столько времени, ведь вы должны знать о нас все, чтобы быть уверенными в том, что мы те, кто вам нужен.  По какой причине до вас не дошли сведения о том, как нас создали? Что сказали вам?

Мы - сердце для бессердечных,
Мысли для бездумных,
Ложь для честных,
Мы боги безбожников.

   
 Глупая проверка на поле, где еще столетия назад были расставлены фигуры. Расставлены теми, кто уже давно мертв. Теми, до кого уже не добраться, чтобы разобрать стратегию. А игра идет по заданному плану.